Франсин Риверс - Воин [The Warrior]

— У тебя все равно больше, чем было у Гедеона. Наас и аммонитяне ведь разбиты!

— Филистимляне — беда пострашнее, чем мадианитяне или аммонитяне. — Саул отпустил полог. И простонал, закрыв рукой глаза: — Я не просил делать меня царем. Никогда ничего такого не просил!

— Бог избрал тебя, отец, — Ионафан старался говорить как можно спокойнее, хотя страх присутствующих постепенно передавался ему. — Уповай на Господа и могущество силы его!

— И что это значит? — выступил вперед Авенир. — В практическом и тактическом смысле? Что, Ионафан?

— Бог мог бы послать на врагов огненные стрелы, — поддакнул Кис. — Отчего же Он этого не делает?

Саул резко развернулся: — Где Ковчег? — Глаза всех устремились на него. — Может быть, если бы со мной был Ковчег… Когда–то филистимляне боялись его. Помните?

У Ионафана засосало под ложечкой. Неужели отец хочет сделать из Ковчега идол?

— Они захватили Ковчег.

— Да. И тогда мыши и крысы опустошили их поля. А у филистимлян появились опухоли. И все закончилось тем, что они отправили его обратно, нагрузив колесницу золотом. — Саул взглянул на Авенира. — Сколько понадобится времени, чтобы доставить его сюда?

В шатер пошел один из воинов.

— Господин, Самуила до сих пор нигде не видно.

Авенир нахмурился: — Времени нет. Нужно что — то делать сейчас, пока все не разбежались.

Присутствующие согласились единодушно.

— Нет. — В общем хоре одобрения одиноко прозвучал голос Ионафана. Он смотрел отцу прямо в лицо. — Подождите. Пожалуйста. Дайте прозорливцу еще время.

Авенир покачал головой: — Ты плохо знаешь людей, Ионафан. Если мы будем тянуть и дальше, лагерь опустеет, и царь окажется в одиночестве. Как ты думаешь, сколько проживет твой отец, после того как у него не останется защитников, кроме тех, кто сейчас в этом шатре?

Слова Авенира положили конец колебаниям Саула.

— Приведите ко мне то, что назначено для всесожжения и мирных жертв. Чтобы просить у Бога помощи, надо сперва Ему что–то дать.

Сердце Ионафана тяжело стучало в груди, под ложечкой свернулся тугой холодный ком страха. Он достал свиток Закона.

— Этого нельзя делать, отец. Прошу, послушай. Я покажу…

— Ты что, не понял? — Саул кричал. — Я не могу ждать. — Глаза его полыхали огнем. — И не буду ждать! Самуил обещал придти. Он не сдержал слова! — Саул вышел из шатра. — Собирайте камни. Мы поставим жертвенник вот здесь. — Он схватил Ионафана за руку. — А ты стой тут. И больше ни слова! — Он дернул подбородком. — У других народов цари приносят жертвы перед войсками. Почему бы и мне не поступить также? — Саул повернулся к Авениру. — Созови людей. Они должны видеть, что я делаю. Скажи им, что я приношу жертву Богу, чтобы Он нам помог.

Ионафан оглянулся на Авен — Езера и шепнул оруженосцу: — Встань так, чтобы увидеть всякого, кто приблизится к лагерю. Как только покажется Самуил, стрелой лети сюда и кричи, что он идет. Быстрее!

— Да, господин мой. — Мальчик скрылся за спинами окружающих, развернулся и помчался исполнять приказ Ионафана.

Глядя на отца, юный царевич задавался вопросом: примет ли Бог во внимание, что Саул напуган? Господи, прости его. Он не знает, что творит.

Собравшимся, по–видимому, происходящее было по душе. Если бы его отец прочел, переписал и изучал Закон, он знал бы, что нельзя так оскорблять Бога! А те, кто идет за ним, понимали бы, что не стоит вверять свои жизни человеческим замыслам.

Солнце клонилось к западу. Саулу привели хромого тельца. К чему убивать здорового и невредимого, как велит Закон? Казалось, что раз решив пренебречь одной деталью Закона, отец махнул рукой и на все остальное. Ионафан смотрел, как царь Саул возложил руку на голову животного, громко помолился Богу, прося помощи, а затем перерезал жертве горло. Царевич закрыл глаза, его тошнило. Вскоре до него донесся запах дыма, к которому примешивалось зловоние непослушания.

Люди разошлись, чтобы вернуться к привычным обязанностям. Саул глянул на Ионафана и улыбнулся — уверенно, как прежде. И направился в шатер — говорить с советниками.

Ионафан сел на землю, обхватил голову руками.

Подбежал Авен — Езер. Лицо мальчика пылало. Запыхавшись, он выпалил: — Пророк идет.

Ионафана захлестнул стыд. Как он посмотрит в глаза Самуилу?

Саул вышел из шатра: — Идите сюда! Встретим его вместе! — Он раскрыл объятия и широко улыбнулся. — Приветствую тебя, Самуил!

Глаза Самуила сверкнули. Пальцы, сжимавшие жезл, побелели.

— Саул! Что это ты сделал?

Удивленный, Саул нахмурился. Перевел взгляд с пророка на людей, стоящих вокруг.

— Я видел, что народ разбегается от меня, — глаза его холодно сощурились, — а ты не приходил к назначенному времени, и филистимляне собрались в Михмасе. Тогда я подумал: «Филистимляне вот–вот пойдут на нас в Галгал, а я еще даже не вопросил Господа о помощи!» Поэтому я был вынужден… — он взмахнул рукой, как бы указывая на советников, — я решил принести всесожжение. Сам, не дожидаясь твоего прихода.

Ионафан переводил глаза с одного на другого. Неужели отцу недостаточно уже содеянного греха? А теперь он еще и пытается переложить вину на прозорливца.

Самуил обвел всех взглядом.

— Оставьте нас!

Ионафану хотелось одного: скорее скрыться подальше от неизбежного грядущего гнева.

— Мой сын останется здесь, — Саул сделал повелительный жест.

Ионафан занял место рядом с отцом. В этот момент он просто не мог бросить его одного: ведь все началось с Гевы.

Самуил пристально посмотрел на Саула: — Ты поступил глупо, что не исполнил повеления Господа, Бога твоего, которое дано было тебе. Исполни ты его, и Господь ныне упрочил бы твое царствование над Израилем навсегда. Но теперь не устоять царствованию твоему: Господь найдет Себе мужа по сердцу Своему. И повелит ему Господь быть вождем народа Своего, так как ты не исполнил того, что было повелено тебе Господом.

Ионафан съежился.

Саул в ярости скрипнул зубами, однако, когда пророк повернулся к нему спиной, царь шагнул к нему.

— Ты отворачиваешься от меня, Самуил? Отворачиваешься от царя Израиля? Куда ты идешь?

— Я иду в Гиву, — голос Самуила звучал устало и опустошенно. — Советую тебе сделать то же.

Саул в ярости топнул ногой. — Иди и скажи Авениру: пусть посчитает, сколько у нас осталось людей.

При виде того, как старый пророк удаляется прочь, в глазах Ионафана защипало от слез: — Надо пойти за Самуилом, отец.

— Сначала узнаем, сколько с нами осталось.

Ионафану хотелось зарыдать от горя. Какая разница, сколько людей останется с царем, который отвергнут Богом?

— Позволь, я поговорю с ним от твоего имени.

— Иди, если думаешь, что это что–то даст. — Саул отвернулся.

Ионафан пустился вдогонку за Самуилом.

Когда он приблизился, Самуил обернулся и сказал несколько слов сопровождающим. Те отошли в сторону. Самуил тяжело оперся на жезл, на лице его лежал отпечаток скорби и крайней усталости.

Ионафан опустился на колени и прижался лицом к земле.

— Встань!

Дрожа, Ионафан поднялся.

— Зачем ты гонишься за мной? Хочешь поднять на меня свой меч?

— Нет! — Ионафан побледнел. — Мой отец не желает тебе зла! И я тоже. Пожалуйста… Я пришел попросить прощения. Это я во всем виноват!

Самуил покачал головой.

— Не ты принес жертву.

Слезы слепили Ионафану глаза.

— Отец испугался. Из–за того, что я сделал в Геве… — Он не видел лица Самуила и не мог угадать мыслей пророка. — Это я напал на Геву и навлек на нас гнев филистимлян. Когда мы услышали, что они идут на нас с сильным войском, люди стали разбегаться. И отец…

— Каждый человек сам решает, что ему делать, Ионафан. И сам пожинает последствия собственных решений.

— Но ведь и обстоятельства властвуют над нами? Разве нет?

— Ты ведь знаешь ответ.

— А если человек просто оступился? Поддался страху? Это не оправдание?

— А кто враг, Ионафан?

— Филистимляне, — Ионафан разрыдался. — Я не хочу, чтобы Бог был нашим врагом. Что же мне теперь делать, как мне все исправить?

Самуил положил руку на плечо Ионафану.

— Что ты носишь на груди, сынок?

Ионафан притронулся рукой к доспехам.

— Закон.

— Ты переписал его собственной рукой, потому что думал когда–нибудь сам стать царем?

Ионафан моргнул. Так ли это? Самуил сказал, что царство Саула не устоит. Значит, Израиль падет? Значит, весь народ будет истреблен врагами?

— Ты не отвечаешь.

Ионафан заглянул ему в глаза.

— Мне хотелось бы сказать «нет», — он тяжело сглотнул. — Но знаю ли я сам себя настолько, чтобы ответить на этот вопрос?

— Говори царю правду, что бы ни говорили ему другие. И молись за него, сынок. — Самуил убрал руку.